В монографии И.Мартынова о Прокофьеве (издательство "Музыка", Москва,1974) на странице 86 размещена фотография 22х-летнего Сергея Сергеича в Териоках.
Не правда ли, странный вид у юноши?
Левая рука его больше напоминает отдельный предмет, приставленный к телу.
Но разгадка нелепой позы прояснится, если мы заглянем в Автобиографию Прокофьева (издательство "Советский композитор", 1982),
где на странице 311 щеголеватый молодой человек упирается острым локтем в плечо доброго приятеля, тоже консерваторца и ученика Есиповой, Бориса Степановича Захарова, о чём свидетельствует собственноручная прокофьевская подпись:
Такой фотошоп с "вычленёнкой" мог быть мотивирован причинами идеологического характера.
Но нет же: Борис Степаныч, хоть и эмигрировал за кордон, шпионом и врагом Советской России не был, а вполне прилежно обучал китайских студентов фортепианной игре.
На подобную бдительность цензора ССПРКФВ, думаю, саркастически рассмеялся бы.
Вот мы и послушаем прокофьевские "Сарказмы" - ведь сегодня день рождения маэстро.
Исполняет Элисо Вирсаладзе:
На фотографии в Териоках Прокофьев и Захаров запечатлелись после премьеры Второго фортепианного концерта.
Исполняет Николай Петров:
Но я больше люблю Третий.
В исполнении Марты Аргерих, например.
Или Даниила Трифонова:
Ещё послушаю сегодня Шестую фортепианную сонату.
Я играла на третьем курсе консерватории 1-ю часть.
Солирует Владимир Крайнев:
"Это был один из зимних дней. В зале были сумерки. К публике вышел длинный молодой человек с длинными руками. Он был в модном заграничном костюме, короткие рукава, короткие штаны,— и, вероятно, поэтому казалось, что он из него вырос. И все такое же клетчатое, как обложка «Трех апельсинов».
Помню, мне показалось очень смешным, как он кланяется. Он как-то так переламывался — чик! Притом глаза его не изменяли выражения, смотрели прямо и потому устремлялись куда-то в потолок, когда он выпрямлялся. И лицо его было такое, как будто оно ничего не выражало.
Потом играл. Помню, на меня произвело впечатление, как он играет все без педали и очень «законченно». Он играл свои мелкие вещи, и каждая была как элегантный деликатес в строго обдуманном меню. Для меня это было очень необычным и сильно отличалось от того, что я раньше слышал...
В конце был марш.
Публика осталась довольна. Прокофьев тоже. Он кланялся с аккуратным довольным видом: не то цирковой фокусник, не то персонаж из Гофмана".
(Из воспоминаний С.Т .Рихтера)
(Из воспоминаний С.Т .Рихтера)
