Как известно, у эскимосов для наименования снега существует более 20 слов.
Аналогично и у греков для моря: понт, пелагос, талласса...
Основным обозначением моря был и остаётся Понт.
Помните?
Понт шумит за чёрной изгородью пиний.
Чьё-то судно с ветром борется у мыса...
И.Б.
Живое, дышащее чудо, гигантский теплообменник, как море себя чувствует зимой?
У Понта с берегом общая дыхательная система: если кто из них двоих мёрзнуть начинает, то другу надлежит своим дыханием его согреть.
Так, накопившееся тепло море по осени направляет на сушу, и тогда жители полуострова восхищаются ноябрьскими туманами, заботливо кутающими верхи крымских гор. (В особенном восторге конечно, пейзажные фотографы)
Весной же прогретая земля посылает от своих щедрот озябшему за зиму соседу-морюшку. Клубится кудрявая облачная шуба над холодной водой, а согрев, растекается ручьями, возвращаясь узкими клиньями в балки, покрывая приморские долины, - молоко апрельского разлива!
Но бывали и погодные эксцессы. Если зимой упорно дули вихри норд-оста, то Понту случалось и замёрзнуть.
Случаи замерзания Чёрного моря, превращения водного бассейна в ледовую пустыню отмечены за последние 2 тысячи лет двадцатикратно.
Первый такой казус упомянут Овидием, хронологически последний произошёл зимой 1954 года.
В нынешнем 21-м веке выдавались холодные зимние деньки с температурой порядка нижней границы экстремума. Однако солёная влага превращению в твёрдое тело не поддавалась, и сопротивление это выглядело очень живописно.
Вот околосудакское побережье в разные годы:
А нынешним январём атака холодных арктических масс длилась всего 2 дня и была успешно отбита.
Так парило море на Рождество.
7 января, Коралловые бухты:
А то, что произошло вскоре, напоминало реакцию живого человека.
Попытка заморозить Понт?
Это вызвало гнев и возмущение. Обидевшееся море разбушевалось!
Хоть ярость его была прекрасна…
Вот ещё серия снимков штормового моря, уже в Судаке
Дети с восторгом стоят у самой кромки, в последнюю секунду убегая (или не успевая убежать)
А это колобок прикатился...
Прямо в море втекал ручей
Я присмотрелась: по пути к морской воде сотни бурунчиков вбуравливались в песок
"Турбулентные завихрения":
Под вечер шторм усилился
Стоя над пирсом:
Другое, ласкающее слух, музыкальное название моря – ТАЛАССА.
Оно словно стон восторга и изнеможения, снимает слепок с греческой души
...в миг, когда уже
одной ногой стоял в другой державе,
он обнаружил то, что упустил:
оборотившись, он увидел море.
Оно лежало далеко внизу.
В отличье от животных, человек
уйти способен от того, что любит
(чтоб только отличиться от животных!)
Но, как слюна собачья, выдают
его животную природу слезы:
"О, Талласса!.."
Это опять Иосиф БРОДСКИЙ,
из поэмы
Post aetatem nostram
*В звуке этого слова – сверкающая бирюзой наполненность горизонта, шуршание гальки за отхлынувшей волной, возглас счастья!
Ода к морю
Николай Тряпкин
Талатта Талатта!
Из древних греков
Извечное море! Извечный лазоревый дым!
Вселенская мова!
Извечно стою перед грозным величьем твоим
У края земного.
И снова швыряю в твою громоносную даль
Кусты зверобоя.
И снова плюёшь ты в мою роковую печаль
Костями прибоя.
Извечное море! Гигантские ритмы зыбей!
Земная раскачка!
Старик Посейдон! У твоих просоленных коней
Захватиста скачка.
Вздымаются гривы, и снова катит напролом
Гремящая лава,
И снова пылает во всём бесподобье своём
Вселенская слава:
Гудит Океан, и горящие копья богов
Проносятся в долы –
И рушатся снова в кромешную пропасть веков
Земные престолы.
И снова ты, море, звенишь и сияешь, как Феб,
У каждой ограды,
И снова ты в трюмах проносишь мастику и хлеб
Для новой Эллады.
И заново зреют для новых святилищ и вер
И солнце и луны.
И вот я опять пред тобою, как старый Гомер,
И вот мои струны…
Извечное море! Извечный лазоревый дым!
Извечное Слово!
Извечно стою перед грозным величьем твоим
У края земного.
И снова рыдаю в твою громоносную даль
Стихами изгоя.
И снова плюёшь ты в мою роковую печаль
Костями прибоя.
*
И ещё одно – таврское – наименование хочу я здесь привести.
Балакавшие на санскрите тавры подарили полуострову несколько колоритных названий. Среди вороха однотипно гранёных тюркских камешков тускло поблёскивают нешлифованные самоцветы Чигинитра, Марсанда, Салгир…А для моря тавры приберегли мрачное и смачное, корундовой крепости, назвалище.
Так и вижу, как косматобровый жрец, воздев длани над бушующими волнами, заклинает строптивую бездну:
«ТЕМАРУНДА!»
*
